- Да он славно бьется! - говорил Бульба, остановившись. - Ей-богу,
хорошо! - продолжал он, немного оправляясь, - так, хоть бы даже и не
пробовать. Добрый будет козак! Ну, здорово, сынку! почеломкаемся! - И
отец с сыном стали целоваться. - Добре, сынку! Вот так колоти всякого,
как меня тузил; никому не спускай! А все-таки на тебе смешное убранство:
что это за веревка висит? А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? - го-
ворил он, обращаясь к младшему, - что ж ты, собачий сын, не колотишь ме-
ня?
- Вот еще что выдумал! - говорила мать, обнимавшая между тем младше-
го. - И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное било отца. Да будто
и до того теперь: дитя молодое, проехало столько пути, утомилось (это
дитя было двадцати с лишком лет и ровно в сажень ростом), ему бы теперь
нужно опочить и поесть чего-нибудь, а он заставляет его биться!
- Э, да ты мазунчик, как я вижу! - говорил Бульба. -Не слушай, сынку,
матери: она-баба, она ничего не знает. Какая вам нежба? Ваша нежба -
чистое поле да добрый конь: вот ваша нежба! А видите вот эту саблю? вот
ваша матерь! Это все дрянь, чем набивают головы ваши; и академия, и все
те книжки, буквари, и философия - все это ка зна що, я плевать на все
это! - Здесь Бульба пригнал в строку такое слово, которое даже не упот-
ребляется в печати. - А вот, лучше, я вас на той же неделе отправлю на
Запорожье. Вот где наука так наука! Там вам школа; там только наберетесь
разуму.
- И всего только одну неделю быть им дома? - говорила жалостно, со
слезами на глазах, худощавая старуха мать. - И погулять им, бедным, не
удастся; не удастся и дому родного узнать, и мне не удастся наглядеться
на них!
- Полно, полно выть, старуха! Козак не на то, чтобы возиться с баба-
ми. Ты бы спрятала их обоих себе под юбку, да и сидела бы на них, как на
куриных яйцах. Ступай, ступай, да ставь нам скорее на стол все, что
есть. Не нужно пампушек, медовиков, маковников и других пун |
